Как современное научное понимания мира выросло из Писания. Какая основная роль государства. Зачем отделять религию от политики. Как важно понимать контекст в котором находился автор создающий свою работку. Как читать библию.

Социальный контекст

Основная цель трактата — отделить теологию от политики и ограничить влияние религии на политическую жизнь.

В 1665 году Ян де Витт предложил Спинозе написать текст. Ян де Витт был влиятельным человеком того времени и представлял интересы торгово-промышленной буржуазии. Спиноза отложил работу над своей главной книгой «Этика», чтобы написать этот труд. На это у него ушло 5 лет, и в 1670 году книга была опубликована анонимно.

Тогда Голландия недавно обрела независимость от Испании. В стране царило воодушевление, и правительство поддерживало религиозную терпимость. Это привлекло многих интеллектуалов, включая Рене Декарта.

В то же время в Голландии шла острая политическая борьба. С одной стороны была торгово-промышленная буржуазия под руководством Яна де Витта, с другой — партия статхаудеров, опирающаяся на теологические взгляды и контролирующая военные дела. Также в это время происходила война между Голландией и Англией. Ян де Витт, опасаясь усиления статхаудеров, недостаточно финансировал военные усилия.

Целью Яна де Витта при заказе работы у Спинозы было уменьшить влияние статхаудеров, ослабив религиозное влияние на политику. Спиноза считал, что религиозные ориентиры в управлении не способствуют общему благу. В своей работе он развил эту идею, сформировав тезисы, которые до сих пор влияют на устройство государств.

Однако Ян де Витт в итоге проиграл политическую борьбу: его зверски убили зажарив на костре, а его книгу, изначально анонимную, быстро связали с Спинозой и запретили.

Бог = Природа = Разум = Наука

В первой части трактата Спиноза критикует Библию как источник знаний. По его мнению, для понимания Писания необходимо знать контекст его создания, историю евреев, риторику и лингвистику для понимания истинного значения слов и метафор, а также естествознание, чтобы различать чудеса и природные явления.

Трактат написан для того, чтобы определить взаимоотношения между демократией и религией и является началом радикального просвещения. Всё, что было до этого, можно считать просвещённым консерватизмом.

Спиноза понимает под природой не только материю, но и законы субстанции (Бога), бесконечного существа. Он считает, что сила Бога естественна и неотличима от проявлений природы, а значит, и сила природы божественна и бесконечна. Таким образом, делается важная связь: Бог = природа = разум = наука.

Человек является частью природы. Важно различать общие закономерности природы и то, что свойственно только человеческой природе. Спиноза выделяет главное человеческое право — сохранение себя, и ради этой цели разрешается использовать всё доступное.

Для самосохранения человеку нужны другие люди, поэтому появляются народы, которые увеличивают свою силу, объединяясь. Разум проявляется в способности мултиплицировать мощь в рамках объединения и при этом живя мирно.

В первой части трактата утверждается, что чудес не существует, а есть только мнения пророков. Религия и откровения не имеют отношения к природе и истине. Для Спинозы Библия — это базовый идеологический текст старого режима.

Библия нужна для послушания, для простонародья, так как у черни нет разумной нравственности. Писание воздействуя на воображение и аффекты, запугивая и обещая, производя впечатления и в конечном итоге устанавливая нормативность в плебс.

Как появление науки было предрешено из писания

Еврейское государство — это теократия, где божественный закон совпадает с гражданским. По Спинозе, божественный закон попадает в писания через откровения. Он считает, что Бог создал обстоятельства для появления еврейского государства. И тут интересный ход, что и в этом же смысле любой народ избранный, как и еврейский, так как явились обстоятельства для появления других государств.

В еврейском государстве гражданское предписание становится религиозным, превращая весь народ в монашеский орден. Даже обычные действия, например, доение коровы, приобретают религиозный смысл.

Спиноза считает, что теократическое государство, основанное на теологии, видит в «других» врагов Бога, поскольку у них свои боги. Еврейское государство — самое противоестественное государство на земле, из-за своего способа мультипликации мощи, подобная форма образование государства сама себя подтачивает.

Теократия вредна, так как она не допускает других мнений и закрыта для новых идей. Различные трактовки текста создают пространство для спекуляций и внутренних конфликтов, что неизбежно ведёт к гражданской войне. И чтобы этот внутренний конфликт приодолеть, на помощь приходит научное знания, как способ на который можно опереться как на что-то иное для устройства государства.

Писание у евреев появилось, в следствии естественного хода истории. По сути еврейский народ был в рабстве у египтян — они были внешней контролирующей силой. Бог же по сути «свой», но также берет в рабство, если устанавливается теократия в государстве. А теократия и Бог в конечном итоге, создавая внутренний конфликт, который для разрешения требует торжества науки и разума, что ведет к полному воплощению потенциала человеческого рода.

Для предотвращения борьбы в теократических государствах Спиноза предлагает отделить государство от религии и обеспечить свободу слова. Он считает, что следует ограничить только одно мнение — призывы к запрету свободы слова. Государство является инструментом свободы, основывается само законодательстве, усиливает мощь через объединение и позволяет разуму проявиться.

Вывод: удивительно, что научное объяснение мира и почти все современные концепции выходят из первоначальной религиозной установки и являются её естественным проявлением. Я всегда жил в представлении, что научное понимание мира является независимой и «объективной» картиной, позволяющей понять суть вещей.

То, что с детства кажется естественным, на самом деле является спроектированным концептом, который просто кажется органичным и единственно возможным, хотя на самом деле он рукотворный и направляемый.

Избранные цитаты

О пророках

Из этого я сделаю в конце заключение, что пророчество никогда не делало пророков более учеными, но что они оставались при своих предвзятых мнениях и что поэтому относительно чисто спекулятивных вещей мы нимало не обязаны им верить.

Но то, что мы утверждаем, не содержит ничего нечестивого, ибо Соломон, Исайя, Иисус и прочие хотя и были пророками, но все же были людьми, и надо думать, что ничто человеческое им не было чуждо.

Итак, отсюда более чем достаточно обнаруживается то, что мы намеревались показать, именно: что Бог приспособляет откровения к пониманию и мнениям пророков и что пророки могли не знать вещей, которые касаются чистого умозрения (а не любви к ближнему и житейской практики), и действительно не знали и что у них были противоположные мнения. Поэтому далеко не верно, что от пророков следует заимствовать познание о естественных и духовных вещах.

О призвании евреев и о том, был ли пророческий дар свойствен только евреям

Истинное счастье и блаженство человека состоит только в мудрости и познании истины, а отнюдь не в том, что он мудрее остальных или что остальные не обладают познанием истины; это ведь решительно ни на йоту не увеличивает его мудрости, т. е. истинного его счастья.

Под управлением Бога (Dei directio) я понимаю известный незыблемый и неизменный порядок природы, или сцепление (concatenatio) естественных вещей. Мы ведь выше говорили, а также и в другом месте показали, что всеобщие законы природы, по которым все совершается и определяется, суть только вечные решения Бога (decreta Dei), заключающие в себе всегда вечную истину и необходимость. Следовательно, говорим ли мы, что все происходит по законам природы или что все устраивается по решению и управлению божьему, мы говорим одно и то же.

Все, чего мы благопристойно желаем, сводится главным образом к следующим трем пунктам, именно: к познанию вещей через первые их причины, к господству над страстями, или приобретению привычки к добродетели, и, наконец, к спокойной жизни при физическом здоровье.

О божественном законе

Итак, коль скоро закон есть не что иное, как образ жизни, который люди предписывают себе или другим ради какой-нибудь цели, то поэтому закон должно, я думаю, разделить на человеческий и божественный; под человеческим законом я понимаю образ жизни, который служит только для охранения жизни государства, под божественным же тот, который имеет целью только высшее благо, т. е. истинное познание Бога и любовь к нему.

Чем больше мы познаем естественные вещи, тем большее и совершеннейшее познание о Боге мы приобретаем; другими словами (так как познание действия через причину есть не что иное, как познание какого-нибудь свойства причины), чем более мы познаем естественные вещи, тем совершеннее познаем сущность Бога (которая составляет причину всего).

Итак, мы заключаем, что Бог только сообразно понятиям толпы и только вследствие дефекта в мышлении изображается как законодатель или властитель и называется справедливым, милосердным и пр., что в действительности Бог действует и управляет всем только вследствие необходимости своей природы и совершенства.

Об основании, почему были установлены религиозные обряды, и о вере в исторические рассказы, именно: на каком основании и кому она необходима

Законы в каждом государстве должно так устанавливать, чтобы людей сдерживал не столько страх, сколько надежда на какое-нибудь благо, которого больше всего желают; ведь таким образом каждый охотно будет исполнять свою обязанность.

Следовательно, если бы в природе случилось что-нибудь такое, что противоречило бы ее всеобщим законам, то это необходимо противоречило бы также и разуму и природе божественной; или, если бы кто утверждал, что Бог делает что-нибудь вопреки законам природы, тот вынужден был бы в то же время утверждать, что Бог поступает вопреки своей природе. Нелепее этого ничего нет.

Я ведь показал, что Писание не изучает вещи через ближайшие их причины, но только рассказывает о вещах в том порядке и в тех выражениях, которыми оно больше всего может побудить людей, и в особенности толпу, к благоговению, и по этой причине оно говорит о Боге и о вещах очень неточно, потому что оно собственно старается не разум убеждать, но затронуть и пленить фантазию и воображение людей.

Об истолковании писания

Писание не дает определений вещей, о которых оно говорит, как не дает [их] также и природа.

Если мы читаем какую-нибудь книгу, содержащую невероятные или непонятные вещи или написанную в довольно темных выражениях, и не знаем ни ее автора, а также ни в какое время и по какому поводу он писал, то напрасно будем стараться узнать ее истинный смысл. Не зная ведь всего этого, мы не можем знать, что автор подразумевал или мог подразумевать; между тем, наоборот, хорошо зная это, мы определяем наши мысли таким образом, что никакой предрассудок не овладевает нами, т. е. мы не приписываем автору или тому, в угоду кому автор писал, больше или меньше, чем следует, и думаем только о том, что автор мог иметь в уме или чего требовали время и обстоятельства.

Итак, я не могу достаточно надивиться разуму тех людей, которые видят в Писании столь глубокие тайны, что они будто бы не могут быть объяснены ни на каком человеческом языке; и потом, они ввели в религию столько предметов философского характера, что церковь кажется академией, а религия–наукой или, лучше, словопрением.

Именно: если дела добры, то хотя бы человек в догматах и не соглашался с другими верующими, однако он есть верующий; и, наоборот, если дела дурны, то хотя бы человек на словах и соглашался, однако он есть неверующий.

Вера сама по себе, без дел мертва; смотри об этом всю указанную главу этого апостола.

Именно, как мы сказали, разум–царством истины и мудрости, богословие же–царством благочестия и послушания.

Те, кто управляет государством или кто им владеет, всегда стараются прикрыть видимостью права всякий неблаговидный поступок, какой бы они ни совершили, и убедить народ в том, что поступили честно. Этого они легко достигают, когда все толкование права зависит только от них.

Даже идти кому-нибудь только жить вне отечества считалось позором, потому что поклонение Богу, к чему они всегда были обязаны, дозволялось совершать только в одном отечестве: ведь только эта земля считалась святой, остальные же считались нечистыми и оскверненными.